И помнит мир спасенный…

Дату Великой победы нам не забыть никогда. Никогда не забыть миллионы героев, отстоявших родную землю. Они добирались до Берлина четыре года, спали в окопах и землянках, шли через грязь, холод и дождь, через боль и стиснув зубы. Они видели смерть на каждом шагу, шли с праведной яростью в сердце и желанием уничтожить фашистскую гадину в ее логове.

Но шли, чтобы в конце своего пути проявить невиданное миру великодушие – недаром в Трептов-­парке стоит памятник советскому воину, который держит на руках спасенную немецкую девочку. Они шли не для того, чтобы убивать. Они шли, чтобы победить.

Мы встретились с ветеранами и попросили их рассказать о себе, вспомнить военные годы, их путь к победе.

Алексей Федорович Бочаров. Год рождения – 1925.

Я родился на Орловщине. Мне было 17 лет, когда гитлеровская армия напала на Советский Союз. В ноябре 1941 немцы уже были под Москвой. Чтобы не попасть в оккупацию, нас отправили в тыл. Шли пешком, долго. В Тамбовских лесах остановились в одной воинской части. Там мы изучали стрелковое оружие. Нас готовили. Потом я попал в Челябинск в танковую школу, которую окончил с отличием. После этого – на фронт. Я был командиром танка.

На фронте было страшно. Много я немцев уложил и много «Тигров» подбил. Однажды всё-­таки немцам удалось поджечь мой танк: немецкий снаряд попал в моторное отделение. Весь экипаж выскочил, а я никак не мог выбраться. Меня в ключицу ранило, кровью истекал. Мои ребята спохватились, и помню, как за комбинезон вытащили, оттащили на 100 метров. После этого танк взорвался.

Грохот всё время стоял. У меня сейчас постоянные головные боли, потому что контузия от снарядов, которые попадали в башню танка. Считайте, это как постоянные удары по голове.

Я освобождал Орловскую, Курскую области, Белград, Украину, Белоруссию... Помню, как на Эльбе мы встретились с американцами, в 1944 году они открыли второй фронт. Встретились, обнимались, а потом у нас с ними отношения стали напряженные. Они захватили ту часть территории, которая принадлежала нашим войскам. И маршал Жуков вызвал командующего оккупационными войсками американской зоны фельдмаршала Эйзенхауэра, и сказал, что даёт ему 24 часа, чтобы освободить территорию. Американцы Жукова боялись.

Отдыхали, когда уходили во второй эшелон. Включали приемник и слушали московское радио – вот и весь отдых. Однажды к нам приезжали артисты и примерно за двадцать километров от поля боя, в прифронтовом лесу, давали концерт. Хорошо запомнил Клавдию Шульженко. Это было единственный раз под Берлином, когда немцы уже отступали и не оказывали никакого сопротивления.

Когда был подписан акт о безоговорочной капитуляции, такая стрельба поднялась в воздух, пилотки вверх полетели... Победа! Но война не для всех кончилась. Я еще на пять лет остался служить в Берлине. Неспокойно было в Германии и после войны. Недобитые фашисты укрывались в лесах, мы их вылавливали, так сказать, очищали территорию от тех, кто не хотел сдаваться. Но они, в свою очередь, оказывали ожесточенное сопротивление. Несмотря на то, что война закончилась, потери с нашей стороны продолжались.

Трудно было служить в Германии, каждый месяц-­два – передислокация на другое место. А самовольная отлучка, разглашение военной тайны, сожительство с иностранкой – трибунал. Попробуй­-ка, сходи, погуляй. Организованным порядком, конечно, ходили, например, в магазины, покупали то, что нам нужно. Мы ведь получали и немецкие марки. Русские деньги клали на книжку, а на немецкие марки покупали всё необходимое.

На боевых стрельбах в 1948 году я занял первое место. Командующий, генерал армии Лелюшенко, объявил мне благодарность и разрешил отпуск на родину. А ведь я шесть лет не видел мать! Через месяц я отправился домой. У меня накопилось много немецких марок, в военторге выкупил, что нужно сестрам – халаты, платья, туфли разных размеров. Когда я прибыл домой, столько радости было! Сестры открыли чемоданы и стали друг у друга вырывать подарки: «Это мне! Это мне!». Я наблюдал со стороны, смеялся. Конечно, нас у матери семеро было, я – старший. А отец в 1941 году погиб под Брянском.

В 1950 году я демобилизовался, приехал в Орел. Деньги на книжке были накоплены. Пришел после войны в ресторан, где моя будущая супруга была директором. Мне она очень понравилась. Пригласил на танцы, в кино. Моя мать была против. Ведь всю войну меня ждала другая девушка, с которой я учился. Я ей всю войну писал. И вдруг вернулся и влюбился в другую. Через год женился. Жена перевезла меня в Иваново, где я живу уже 60 лет. Мать очень не хотела, чтобы я уезжал с родины. Но что сделать – «втрескался»...

Давид Зельманович Рехтер. Год рождения — 1923.

Я родом с Украины, Хмельницкая область. В 1940­м году я закончил среднюю школу и поступил в киевский политехнический институт. В июне 1941 года учеба прервалась началом войны. Мы не знали, что нас ждет. В спешном порядке и очень неорганизованно нас, студентов, направили в Донецк, где распределили в шахтерские поселки подсобными рабочими. Мы ждали, так как военкоматы не могли «переварить» столько призывников. В августе 1941 года нас призвали в армию, погрузили в товарные вагоны и повезли на восток. Так мы оказались в Омске. Большая группа студентов была направлена на ускоренные курсы зенитчиков, где мы должны были научиться сбивать немецкие самолеты. К концу 1941 года началась моя жизнь в новом качестве – командиром огневого взвода во вновь формируемом зенитно­-артиллерийском полку.

Москва тех времен – это прифронтовой город. Она была практически вся заминирована. Правительство выехало в Куйбышев, большая часть населения была эвакуирована. Страна была в очень тяжелом, если не сказать катастрофическом положении.

Перед сражением на Курской дуге разведка хорошо поработала. Стало известно, что такое наступление противник начнет на рассвете 5 июля. Не дожидаясь этого часа, наши войска начали артиллерийскую подготовку с некоторым упреждением. Передать, что такое артиллерийская подготовка, весьма трудно. Это непрерывный грохот в течение двух часов. Артиллерия всех калибров, вплоть до «Катюш», превращает позиции противника в море огня. После такой подготовки, казалось, противник должен отойти, однако немецкое командование, несмотря на достаточно большие потери, всё­-таки решило провести наступление. Такие наступательные бои длились примерно 10 дней, после чего наше командование ввело в бой свежие крупные танковые подразделения. Это было самое большое танковое сражение за всю войну. После него началось наступление советских войск, которое развивалось достаточно успешно, и к ноябрю наш корпус вошёл в город Киев. Это был период, когда советская армия доказала, что провести успешную наступательную операцию можно не только в зимнее, но и в летнее время, а ее успех зависит от четкого взаимодействия всех родов войск.

Нет людей, которые ничего не боятся, – это миф. Каждый хочет жить и боится смерти. Но, с другой стороны, это чувство страха атрофируется, когда ежедневно сталкиваешься с ранеными, убитыми. На войне есть что-­то неведомое, от тебя не зависящее. Какие-­то небесные силы. Может, судьба или стечение обстоятельств, которые для одних складываются благоприятно, для других – не очень, для третьих – трагически.

На войне нельзя ничего предвидеть. Сижу я как-­то, беседую с солдатами. Поднимаюсь от них и перехожу к другому орудию. И как только я ушел с этого места, вдруг неизвестно откуда прилетает снаряд, и все оставшиеся у этого орудия погибают. Таких случаев было много. Жертвы не всегда были оправданны. Одно дело, когда я на позиции, веду атаку на противника, другое дело, если я нахожусь в доме, а тут обстрел... Меня, к счастью, судьба сберегла, и серьезных ранений я не получил.

День победы, с одной стороны, был в то время ожидаемым и вместе с тем – неожиданным. Когда получили телефонограмму, что подписан акт о безоговорочной капитуляции, все выскочили из помещений, открыли огонь в воздух из всех видов оружия. Но помню, что первое время было несколько неудобно. Воевали, воевали, а тут оказались не у дел.

В последнее время появилось много авторов, которые, ссылаясь на источники, в основном заграничного толка, пытаются показать, что исход войны решал не Советский Союз, а союзники. Это не что иное, как фальсификация! Наши союзники всячески оттягивали открытие второго фронта, и только в 1944 году, когда Советские войска достаточно успешно воевали на территории Германии, Польши, Чехословакии, то есть заняли уже большую часть Европы, союзники решили поторопиться, потому что поняли, что им, возможно, не придется быть в числе победителей этой войны.

В 2010 году в составе делегации ветеранов я был в Германии, где мы встречались с ветеранами Второй мировой войны. Надо сказать, что Германия, пожалуй, единственная страна Европы, которая по-­настоящему покаялась. Они поняли, что все, что было во время войны, – это результат тоталитарного фашистского режима. Они оказывали нам весьма радушный прием, возили на места захоронения советских и немецких солдат.

К сожалению, сейчас ветераны – как динозавры. Большей части ветеранов уже не стало. Государство старается помогать ветеранам. Но некоторые победители до сих пор не имеют нормальных коммунальных условий в своих домах. Неплохо было бы съездить нашим руководителям в ту же Германию и посмотреть, как живут побежденные...

В начале войны мне было 18 лет. Когда меня спрашивают: «Сколько Вам лет?», я отвечаю, что неприлично много. Особенно если учесть, что без калькулятора сегодня никто не считает.

Забывать о подвиге военного поколения – это кощунство. Советский Союз стоял на грани гибели, и надо приложить все возможные усилия, чтобы наши потомки помнили, что они живут в свободной развивающейся стране благодаря тем неисчислимым жертвам, которые были принесены на алтарь Победы, уважали живых ветеранов и чтили память погибших.

И. Хачатрян

От редактора.

Неумолимое время. Все меньше живых свидетелей тех лет. Хотелось бы поклониться до земли тем, кто погиб за Победу, и тем, кто жив. Вы подарили человечеству мир и свободу. Спасибо вам! С Днем Великой победы!

Выражаем благодарность Давиду Зельмановичу Рехтеру за предоставленные фотографии из личного архива.

Дополнительно:

События

Фотогалерея

Видео записи