Слава Мастеру!

10 июля в Художественной галерее «Классика» открылась персональная выставка Бориса Козлова (1952 - 2024) (г. Кинешма).

Борис Иванович Козлов — живописец, график. Родился в 1952 году в г. Кинешме. Умер в 2024 году в г. Кинешме.

Окончил Ивановское художественное училище в 1980 году.

Преподаватели — В.Г. Орлов, С.Н. Троицкий, В.М. Бахарев. В 1986 году окончил Московское художественно-промышленное училище (бывшее Строгановское).

Член Творческого союза художников России (ТСХР). Участник городских, областных, межрегиональных выставок. Постоянный участник выставок в Кинешемском драматическом театре им. А.Н. Островского.

Произведения хранятся в музеях и частных коллекциях в России и за рубежом.

Выставка «Слава Мастеру!» в художественной галерее «Классика» — это первая персональная выставка Бориса Ивановича Козлова, дань памяти большому художнику. Галерея «Классика» компании «НПО Консультант» благодарит коллекционеров и владельцев картин, любезно предоставивших картины Б.И. Козлова из своих собраний: Эдуарда Донцова, Татьяну Бердникову, Наталью Суркову, Людмилу Костылеву, Ольгу Тихомирову, Александра Климохина.

Борис Козлов заслужил репутацию мастера пейзажа и натюрморта, но, как живописец по натуре, живописец по природе, в первую очередь он писал именно живопись, зрелище красок, их вибрации, превращения. Писал густо, темпераментно, упорно, взбалмошно, педантично, умно, разухабисто, дотошно — как карта ляжет и как учили в Строгановке, которую Козлов окончил по завершении Ивановского художественного училища.

Целеустремленно и много работая, он умел быть верен первому порыву, первому «шлепку» кистью, доверял «безобразному» — в хорошем смысле слова (отчасти это влияние его учителя, Валерия Бахарева). Само касание кистью холста для Козлова уже являлось содержанием, картиной. Пейзажность и натюрмортность ему даже в чем-то мешали. Натурность письма слилась с его бытом жителя обычной провинциальной Кинешмы, наделенного редким художественным чутьём. Думаю, он догадывался, что знание — ничьё, смысл — ничей, но сама социальная закваска Козлова, его верность воспитанию тяготели к консервативной и отчасти старомодной традиционности, вернее этакому экспрессивному взбрыку, своеобразному фрондерству внутри неё.

Впрочем, неоднозначность — черта таланта, его вечный двигатель. Если нет внутреннего и внешнего противоречия, то нет и согласия. Недаром последние поиски художника сродни африканской ритуальной декоративно-прикладной эстетике или работам зрелого Пикассо. Козлов ежедневно пытался сдвинуться со своей личной, узловой «мёртвой точки» — сдвинуться вместе с этюдом, с ветром, гоняющим по тротуарам тополиный пух, со слепящим в глаза январским снегом, со ржавыми дебаркадерами на Кинешемке или со скрежетом льдин, провозимых паводком под окнами его дома. Посконно-вязкая, хоженая-перехоженная составляющая русской глубинки где-то буксировала и вдохновляла Бориса Козлова на живописную поэзию, на момент чистоты, а где-то он из-за неё буксовал. Ему были слишком дороги, заедисто любимы все «старые места»: березы во дворе, которые выросли вместе с ним; Волжская набережная, по которой он много раз гулял и писал на ней, встречая знакомых и незнакомых; предметы мастерской (особенно самовар и всякие «железки», например лезвия серпов, покрытые радостно-приветливой пылью); плоды удачного похода за грибами в знакомую рощу; шапки розовых пионов, отнюдь не букетисто-сладких, а ударно-глинистых.

В эти удары краской, в касания холста он и сложил свою жизнь и смерть. Живопись Бориса Козлова уж точно не для умиления, не для рассуждений о том, как интересно он работает с пятном или обыгрывает расхожий пленэрный мотив. Модернист в шкуре почвенника и традиционалиста дал жару! Вся Кинешма была его мастерской. Он её, по сути, заткнул за пояс. Слава Мастеру!

Дмитрий Фалеев